Потемнел язык причины: Черный язык — причины появления, при каких заболеваниях возникает, диагностика и способы лечения

«Память порождает надежду точно так же, как амнезия порождает отчаяние», — заметил теолог Вальтер Брюггеманн. Это экстраординарное заявление, которое напоминает нам, что, хотя надежда связана с будущим, основания для надежды лежат в записях и воспоминаниях прошлого. Мы можем рассказать о прошлом, в котором не было ничего, кроме поражений, жестокости и несправедливости, или о прошлом, которое было прекрасным золотым веком, ныне безвозвратно утерянным, или мы можем рассказать более сложную и точную историю, в которой есть место и для лучшего, и для худшего. , за зверства и освобождения, за горе и ликование. Память, соответствующая сложности прошлого и всему составу участников, память, включающая в себя нашу силу, порождает направленную вперед энергию, называемую надеждой.

Амнезия во многом ведет к отчаянию. Статус-кво хочет, чтобы вы верили, что он неизменен, неизбежен и неуязвим, а отсутствие воспоминаний о динамично меняющемся мире подкрепляет эту точку зрения. Другими словами, когда вы не знаете, насколько все изменилось, вы не видите, что они меняются или могут измениться. Те, кто так думает, не помнят рейдов на гей-бары, когда гомосексуализм был незаконным, или рек, которые загорелись, когда нерегулируемое загрязнение достигло своего пика в 19-м веке.60-х или что несколько десятилетий назад во всем мире было на 70% больше морских птиц. Таким образом, они не признают силы перемен на работе.

Одним из существенных аспектов депрессии является ощущение, что вы всегда будете погрязать в этом страдании, что ничто не может и не изменится. Есть публичный эквивалент личной депрессии, ощущение, что застряла нация или общество, а не отдельный человек. Вещи не всегда меняются к лучшему, но они меняются, и мы можем сыграть свою роль в этих изменениях, если будем действовать. Вот где приходит надежда и память, коллективная память, которую мы называем историей.

Другая беда, которую приносит амнезия, — это отсутствие примеров позитивных изменений, народной власти, доказательств того, что мы можем это сделать и уже сделали это. Джордж Оруэлл писал: «Кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое». Управление прошлым начинается с его знания; истории, которые мы рассказываем о том, кем мы были и что мы сделали, формируют то, что мы можем и будем делать. Отчаяние также часто бывает преждевременным: это форма нетерпения, а также уверенности.

Циклы новостей, как правило, предполагают, что изменения происходят небольшими, внезапными вспышками или не происходят вовсе. Борьба за право голоса у женщин длилась почти три четверти века. Какое-то время людям нравилось заявлять, что феминизм потерпел неудачу, как будто проект переворота тысячелетий социальных устройств должен был одержать свои окончательные победы через несколько десятилетий или как будто он остановился. Феминизм только зарождается, и его проявления имеют значение в сельских гималайских деревнях, а не только в крупных городах.

Другие изменения приводят к победам и затем забываются. На протяжении десятилетий радикалы были озабочены Тимором-Лешти, жестоко оккупированным Индонезией с 1975 по 2002 год; освобожденная страна уже не новость. Она завоевала свободу благодаря доблестной борьбе внутри страны, а также благодаря преданным группам извне, которые оказывали давление и стыдили правительства, поддерживающие индонезийский режим. Мы могли бы многому научиться из замечательного проявления силы и солидарности и возможной победы Тимора-Лешти, но кажется, что вся борьба забыта.

Нам нужны литании, декламации или памятники этим победам, чтобы они были ориентирами в памяти каждого. В более широком смысле, изменения, скажем, в статусе женщин легко упускаются из виду людьми, которые не помнят, что несколько десятилетий назад репродуктивные права еще не были концепцией, и не было возможности прибегнуть к исключению, дискриминации, сексуальным домогательствам на рабочем месте. , большинство форм изнасилований и других преступлений против женщин, которые судебная система не признавала и даже не одобряла. Ни одно из изменений не было неизбежным — люди боролись за них и побеждали.

Социальные, культурные или политические изменения не происходят предсказуемым образом или по предсказуемому графику. За месяц до падения Берлинской стены почти никто не ожидал, что советский блок внезапно распадется (благодаря многим факторам, в том числе огромной силе гражданского общества, ненасильственному прямому действию и обнадеживающей организации, восходящей к 1970-м годам). , не более, чем кто-либо, даже участники, предвидели последствия, которые окажут Арабская весна, движение «Захвати Уолл-Стрит» или множество других великих восстаний. Мы не знаем, что произойдет, или как, или когда, и сама эта неопределенность является пространством надежды.

Тем, кто сомневается в важности этих моментов, стоит обратить внимание на то, как напуганы власти и элиты, когда они вспыхивают. Этот страх означает их признание того, что народная власть достаточно реальна, чтобы свергнуть режимы и переписать общественный договор. И так часто бывает. Иногда ваши враги знают то, во что не могут поверить ваши друзья. Тем, кто отвергает эти моменты из-за их несовершенства, ограниченности или незавершенности, нужно внимательнее присмотреться к тому, какая радость и надежда исходят от них и какие реальные изменения произошли из-за них, пусть даже не всегда в самых очевидных или узнаваемых формах.

Изменения редко бывают простыми. Иногда это так же сложно, как теория хаоса, и так же медленно, как эволюция. Даже то, что, как кажется, происходит внезапно, возникает из глубоких корней в прошлом или из давно спящих семян. Самоубийство молодого человека вызывает восстание, которое вдохновляет другие восстания, но этот инцидент был искрой; костер, который он зажег, был сожжен сетями активистов и идеями гражданского неповиновения, а также глубоким стремлением к справедливости и свободе, которые существуют повсюду.

Важно задаться вопросом не только о том, к чему привели эти моменты в долгосрочной перспективе, но и к чему они были в период своего расцвета. Если люди обнаруживают, что живут в мире, в котором некоторые надежды сбываются, некоторые радости воспламеняются, а некоторые границы между отдельными людьми и группами стираются, пусть даже на час, день или несколько месяцев, это имеет значение. Память о радости и освобождении может стать навигационным инструментом, идентичностью, подарком.

Как известно, Пол Гудман написал: «Предположим, что у вас произошла революция, о которой вы говорите и о которой мечтаете. Предположим, ваша сторона победила, и у вас было то общество, которое вы хотели. Как бы вы лично жили в таком обществе? Начни жить так прямо сейчас!» Это аргумент в пользу крошечных и временных побед, а также в пользу возможности частичных побед при отсутствии или даже невозможности полных побед.

Тотальная победа всегда казалась светским эквивалентом рая: место, где решены все проблемы и нечего делать, довольно скучное место. Абсолютисты старых левых воображали, что победа, когда она придет, будет полной и постоянной, что практически то же самое, что сказать, что победа была и невозможна и никогда не придет.

Более чем возможно. Это то, что приходит бесчисленными путями, маленькими и большими и часто постепенными, но не таким, как широко описывалось и ожидалось. Так что победы проскальзывают незаметно. Неудачи обнаруживаются легче.

И тогда время от времени возможности взрываются. В эти моменты разрыва люди обнаруживают себя членами некоего «мы», которого до тех пор не существовало, по крайней мере, как сущности, обладающей деятельностью, идентичностью и силой; внезапно появляются новые возможности, или эта старая мечта о справедливом обществе возрождается и — по крайней мере, ненадолго — сияет. Утопия иногда является целью. Это часто связано с самим моментом, и его трудно объяснить, поскольку он обычно включает в себя трудный образ жизни, ссоры и, в конечном итоге, разочарование и фракционность. Но также и более неземные вещи: открытие личной и коллективной силы, реализация мечты, рождение больших мечтаний, чувство связи, столь же эмоциональное, сколь и политическое, и жизни, которые меняются и даже не возвращаются к старому образу жизни. когда слава утихнет.

Иногда земля замыкается в этот момент и это не имеет очевидных последствий; иногда империи рушатся, а идеологии спадают, как кандалы. Но вы не знаете заранее. Люди в официальных учреждениях искренне верят, что обладают властью, которая имеет значение, хотя власть, которую мы им предоставляем, часто можно вернуть; насилие, проводимое правительствами и военными, часто терпит неудачу, а ненасильственные кампании прямого действия часто достигают успеха.

Спящий великан — одно из имен публики; когда оно просыпается, когда мы просыпаемся, мы уже не просто публика: мы гражданское общество, сверхдержава, чьи ненасильственные средства иногда на блестящий момент оказываются более могущественными, чем насилие, более могущественными, чем режимы и армии. Мы пишем историю своими ногами, своим присутствием, нашим коллективным голосом и видением. И тем не менее, и, конечно же, все в основных средствах массовой информации говорит о том, что народное сопротивление смешно, бессмысленно или преступно, если только оно не было далеко, давно, или, в идеале, и то, и другое.